Он сделал паузу и посмотрел на них.
– Все это, – проговорил он, – альтернатива нескольких нужных слов, сказанных сейчас. Что известно Империи? Действуют ли сейчас другие агенты? Каковы их планы, если такие есть, принятия контрмер?
– Как мы можем быть уверены, что вы не убьете нас, даже если узнаете все, что хотите? – пробормотал Шект.
– Даю слово, что в случае отказа вы умрете страшной смертью. Так что придется пользоваться предлагаемой возможностью. Что скажете?
– У нас есть время?
– А разве я не давал вам времени? Три минуты прошли с того момента, как я вошел, а я все еще вас слушаю… Так вам есть что сказать? Что, нечего? Вы должны понять, что время невозможно растягивать до бесконечности. Авардан, вы все еще напрягаете мускулы. Вы, наверное, думаете, что сможете приблизиться ко мне, прежде чем я возьму в руки бластер. Ну, и что бы это вам дало? За дверями сотни людей, а мои планы будут реализованы и без моего участия. Даже назначенное мною наказание не минет вас. Или вы, Шварц. Вы убили нашего человека. Это сделали вы, не так ли? Может быть, вы думаете, что удастся убить и меня?
Шварц впервые посмотрел на Балкиса и холодно сказал:
– Я мог бы, но этого не сделаю.
– Очень любезно с вашей стороны.
– Ничуть. Это очень жестоко с моей стороны. Вы сами сказали, что есть вещи хуже, чем простая смерть.
Авардану пришла в голову мысль, что Шварц что-то задумал.
Шварц испытывал странное, лихорадочное возбуждение, все, задуманное им, казалось так просто. Частью сознания он держал ситуацию под контролем. Другая часть не могла в это поверить. Он был позже других введен в состояние паралича. Даже Шект уже сидел, в то время, как он мог лишь слегка поднять руку.
И пристально глядя в исполненный враждебности ум секретаря, бесконечно грязный и бесконечно злобный, Шварц начал дуэль.
– Первоначально я был на вашей стороне, – сказал он, – несмотря на то, что вы намеревались меня убить. Мне казалось, что я понимаю ваши чувства и намерения… Но сознания этих трех людей относительно чисты, в то время как ваше – вне всяких сомнений. Вы сражаетесь даже не ради землян, а ради собственной власти. Я вижу, что вы мечтаете не о свободной, а о вновь порабощенной Земле. Я вижу не уничтожение власти Империи, а замену ее личной диктатурой.
– И все это вы видите? – произнес Балкис. – Что ж, вы можете видеть все, что вам угодно. В конце концов мне не настолько нужна эта информация, чтобы терпеть вашу наглость. Вы своего дождались. Удивительно, что может сделать давление даже с теми, кто клянется, что большая скорость невозможна. Вы не заметили этого, мой драматический чтец мыслей?
– Нет, – ответил Шварц. – Я не искал и поэтому не заметил этого… Но я не могу узнать это сейчас. Два дня… Меньше… Посмотрим… Вторник… Шесть часов утра… Время Чики.
Бластер, наконец, оказался в руке секретаря. Он быстро подскочил к беспомощно лежавшему Шварцу.
– Откуда вы это знаете?
Шварц замер, вытягивая и сжимая свои мысленные щупальца. Физически это отразилось лишь в напрягшихся мышцах лица и морщинах на лбу, но все это не имело никакого значения, просто второстепенные эффекты значительного усилия. То, что охватило и сжало мысленный контакт противника, находилось глубоко в его сознании.
Авардан с интересом наблюдал разыгравшуюся сцену.
– Я держу его… – задыхаясь прошептал Шварц. – Заберите у него оружие. Я не могу удержать… – Шепот перешел в хрип и замер.
И тут Авардан понял. Шатаясь, он поднялся на четвереньки. Затем медленно, с невероятным напряжением заставил себя принять устойчивое положение, выпрямиться. Пола неудачно попыталась подняться вслед за ним. Шект спустился с плиты и стал на колени. Шварц лежал неподвижно, с напряженным лицом.
Секретарь, казалось, словно был поражен взглядом медузы Горгоны. На его гладком, лишенном морщин лбу медленно выступил пот, а лицо было бесстрастно. Только правая рука, державшая бластер, проявляла признаки жизни. Присмотревшись, можно было заметить ее слабую дрожь, странное, колеблющееся давление на спусковую кнопку: легкое, недостаточное, чтобы причинить вред, но повторяющееся, повторяющееся.
– Держите его, – со злорадным наслаждением выговорил Авардан. Он пытался подняться. – Дайте мне до него добраться.
Его ноги дрожали. Ему казалось, что он, как в кошмаре пробирается сквозь патоку, плывет в смоле, заставляя работать неслушающиеся мускулы, так медленно, так медленно…
Он еще не понимал разыгравшегося перед ним отчаянного противоборства.
У секретаря была лишь одна цель – приложить ничтожное усилие и нажать пальцем на кнопку бластера, чтобы привести его в действие.
Шварц всеми своими силами старался не допустить этого. Но среди всей массы ощущений мысленного контакта противника он не мог понять, какая именно зона мозга непосредственно связана с этим пальцем. Поэтому его усилия были направлены на создание полного оцепенения…
Мысленный контакт секретаря яростно сопротивлялся чужой воле. Шварцу противостоял сообразительный и бесстрашный ум. На мгновение он замирал, ожидая, а затем предпринимал новую отчаянную попытку…
Шварцу казалось, что он сжимает борющегося, яростно вырывающегося противника, которого должен удержать любой ценой.
Но ничего этого не было заметно. Только нервное подергивание скулы Шварца, его дрожь, закушенные до крови губы и эти едва заметные движения пальца Балкиса…
Авардан остановился, чтобы передохнуть. Его вытянутый палец уже коснулся накидки секретаря, когда он почувствовал, что больше двигаться не может. Пораженные болью легкие не могли обеспечить воздухом омертвевшие конечности. На глазах от усилия выступили слезы, сознание был затуманено болью.
– Еще немного, Шварц, – задыхаясь, выговорил он. – Держите его, держите…
Медленно, очень медленно Шварц покачал головой.
– Я не могу, я не могу…
И действительно, весь мир ускользал от него, все перемешивалось, становилось тусклым и расплывчатым. Щупальца его сознания становились жесткими и непослушными.
Палец секретаря еще раз нажал на спуск, и не отошел назад. Он надавливал все сильнее.
Шварц почувствовал, как расширяются, выходят из орбит его глаза, как бешено колотится сердце. Он ощущал растущее торжество в глазах противника…
И тут Авардан рванулся вперед. Его непослушное тело с вытянутыми руками рухнуло на Балкиса.
Скованный чужой волей, секретарь упал вместе с ним. Бластер отлетел в сторону, со стуком упал на пол.
Почти в то же мгновение ум Балкиса обрел свободу. Шварц, чувствуя полнейшее смятение в сознании, отступил.